И кому, как ни ему, человеку, побывавшему на трех войнах, было дано понять: один единственный момент божественного озарения стоит многих часов бесплодных раздумий, магическое предчувствие сердца всегда важнее любого, самого тонкого расчета, а сны способны поведать немало тайн, предостеречь и вдохновить, помочь постичь природу всех заветных желаний.

Элиана плохо помнила, как провела день. Она давно не ощущала такой тяжести в сердце. Тревога притупила все ее чувства, ей не хотелось ни есть, ни пить, ни спать.

Максимилиан и Софи были так же мрачны и молчаливы. Арман Бонклер после полудня спустился вниз и, к счастью, больше не появлялся.

Элиана ни о чем не думала, не терзалась никакими сомнениями, она просто ждала, сама не зная чего.

На Максимилиана она почти не смотрела, зато сделала попытку заговорить с Софи.

Элиана спросила, не слышала ли Софи что-либо о Шарлотте, и та ответила:

– Я вижусь с нею довольно часто. В последнее время ваша сестра очень сдружилась с моим дядей.

Элиана удивилась. Это не похоже на Шарлотту.

Женщина спросила себя, не намекает ли Софи на нечто большее, чем дружба, но тут же решительно отвергла эту мысль.

Сестры не виделись несколько лет. Элиана не держала зла на Шарлотту, просто интуиция подсказывала ей, что со встречей лучше повременить.

Больше им с Софи не о чем было разговаривать, и Элиана вернулась на свое место.

Все трое молчали до тех пор, пока Максимилиан не произнес:

– Послушайте, нам нужно обсудить, что делать.

Когда он это сказал, Элиана сразу поняла, что Максимилиану не доводилось попадать в подобные переделки. Не то чтобы он выглядел растерянным, нет, он казался вполне собранным, но явно не верил в серьезность происходящего.

– Бежать нам не удастся – Максимилиан бросил красноречивый взгляд на свою жену, а потом повернулся к Элиане. – О чем с вами говорил Бонклер?

Помедлив секунду, она произнесла вежливо, но твердо:

– Вас это не касается. Наш разговор не имел отношения к случившемуся.

– Я хочу повторить, – сказал Максимилиан, обращаясь преимущественно к Софи, – Арман Бонклер лжет. Он не сможет меня убить, тем более что это не имеет никакого смысла. Он что-то затеял, но я пока не понял, что и зачем. Прошу вас не волноваться. Рано или поздно нас освободят.

«Но здесь глухой лес, Максимилиан, а не особняк Галифе, – подумала Элиана, – и твоя жизнь немногого стоит. Ты забылся, но это понятно: ведь успех почти всегда порождает гордыню».

В самом деле, до сего времени его судьба складывалась столь удачно, что сейчас он просто не мог до конца постичь, что же все-таки происходит. Он не привык ни к опасностям, ни к неудачам. Он так долго шел по украшенной цветами дороге, что совсем забыл о том, что эти цветы растут на голой черной земле.

А вот Элиане не раз случалось оступаться и падать, и она знала: многое в жизни бывает намного серьезней, чем кажется на первый взгляд.

И тем не менее в ее душе тоже поселилось ощущение нереальности происходящего, какое-то спасительное неверие в то, что все может закончиться так плохо.

Вскоре вернулся Арман Бонклер и тотчас обратился к Элиане:

– Ну что, мадемуазель Элиана, вы не изменили своего решения?

Не глядя на него, она покачала головой.

– Ладно, – кивнул Арман. – Тогда – за дело! Вы, – он посмотрел на Софи, – останетесь здесь. А вы, Максимилиан, и вы, мадемуазель Элиана, пойдете со мной.

Софи приподнялась с места. Ее рука цеплялась за подлокотник кресла, а лицо выглядело прозрачно-бледным, как папиросная бумага.

– Я тоже пойду.

– Не надо, – небрежно произнес Бонклер, – отдыхайте, пока есть возможность.

Элиана приблизилась к женщине и, прикоснувшись к ее плечу, тихо сказала:

– Пожалуйста, не волнуйтесь, Софи. Обещаю, Максимилиан вернется к вам живой и невредимый.

В ответ женщина подняла осененные черными ресницами серо-голубые печальные глаза, и ее губы слегка шевельнулись. Элиана поняла, что Софи пребывает в состоянии болезненного бессилия, одинаково опасного как для тела, так и для души. Ее печаль граничила с забытьем, а горе – с забвением.

На миг Элиана почувствовала острую жалость и одновременно ощутила, как в ее душе поднялась волна сомнения. Но она тут же содрогнулась при мысли о том, какой страшной ценой должна была бы заплатить за освобождение.

Максимилиана и Элиану вывели во двор и велели идти по углублявшейся в лес неприметной тропинке.

Золото листвы трепетало на ветру, листья шуршали под ногами точно накрахмаленная тафта. Мягкое вечернее солнце освещало стволы высоких сосен, отчего они казались отлитыми из светлой бронзы.

Стена деревьев словно бы расступалась перед людьми, лес увлекал их в свою опасную, манящую, неведомую глубину.

Максимилиан шел первым, а за ним, след в след, – Элиана.

Вдруг он остановился, и женщина чуть было не налетела на него. И тут же Арман Бонклер обогнал путников и встал перед ними.

– Вот мы и пришли, – сказал он.

Элиана оглянулась на замыкавших шествие вооруженных шуанов, а потом посмотрела вперед и вздрогнула.

Посреди окруженной хороводом деревьев нарядной поляны, словно черная пасть, зияла свежевыкопанная могила.

– Видите ли, Максимилиан, я приготовил вам постель, – заявил Арман. – Наверное, не очень мягкую, но думаю, для вас это уже не будет иметь большого значения.

Максимилиан молчал. В его лице не было страха, только непонимание и немой вопрос.

Его заставили подойти к краю ямы и встать к ней лицом. Элиана рванулась вперед, но ее удержали.

– Зачем вы привели ее сюда? – резко произнес Максимилиан. – Чего вы от нее хотите?

– Ничего. Должен же кто-то быть рядом с вами в ваш последний час. Знаете, Максимилиан, я бы на вашем месте никогда не променял эту даму на ту. Та тоже красива, не спорю, но она холодна, как мрамор, тогда как эта вся – живой огонь!

– Не слушайте его, Элиана, – сказал Максимилиан, поворачиваясь к женщине, – и ни на что не соглашайтесь. Он меня не убьет.

В ответ Арман сделал знак своим приближенным, и те вскинули ружья.

Щелкнули затворы. Тело Элианы напряглось как струна. Сколько воспоминаний промелькнуло в ее мозгу! Смерть матери, отца, Этьена де Талуэ, ожидание казни в Люксембургской тюрьме, путешествие в Америку, встреча с Бернаром по дороге в Тулон…

Она подумала о том, кем был для нее Максимилиан. Прекрасным принцем, властителем ее снов, порождением мечты. Как долго хранила она в сердце этот образ, навеянный сладкими грезами своей девической поры! Она всегда любила в нем того прежнего Максимилиана из незабываемого восемьдесят девятого!